4 глава. Боль души.

Они шли по коридору, и по нему лишь раздавались стуки металла об жёсткий каменный пол. И вот они уже подходили к лазарету, как вдруг Гавейн остановился, и прямо около дверей, опустив голову, произнёс:

- Кто? Кто посмел ранить его?

Его слова звучали, словно холодные осколки льда. Их переполняла злоба и жажда убить. Или же просто посмотреть! Посмотреть на того, кто посмел обидеть его товарища! И даже не товарища, а друга! Друга детства!

- Здесь некого нет, кроме нас! Так что можешь говорить нормально! Правду!

- Она сама не говорит! Я приехал! А она около ворот. Я подошёл к ней, а прямо на её щеке огромнейший шрам, словно от когтей, что если бы не её удача, продела бы насквозь! Кровь шла водопадом! Мне самому плохо стало!

- Когда это было?

- Рано утром! Я как раз вернулся с задания! Никто не видел, кто её ранил!

- А Ланселот? Куда он смотрел?

- Я с ним ещё не говорил! Он ушёл!

- Куда его чёрт понёс?

- Успокойся, Гавейн!

- На его совести рана Персифаль!

- Да успокойся же ты!

Вдруг их разговор перебил тихенький скрип дверей, и из них выглянула помощница лекаря и, оглядев рыцарей, неуверенно произнесла:

- Вы можете входить.

Они вошли в лазарет. Это была ярко освещённая длинная комната, в которой больные отделялись большими шторами. Но на тот раз в лазарете была лишь Персифаль.

Гавейн и Ламорак направились к отделённой шторами палате, около которой уже стоял лекарь, ждавший их прихода. Лекаря звали Елизар. Он был молодым юношей, который когда-то прибыл в Камелот, чтобы стать рыцарем, но раскрыв народу свой дар лечить, он стал лекарем замка и лечил самого короля и его рыцарей. Он имел цвет жёлтовато-кожного оттенка. Его волосы были золотыми словно солнечные лучи, растрепанные в разные стороны. Волосы были короткими, но если он поворачивал свою голову, можно было увидеть его высокий завязанный маленький хвостик. Он был молодым ежом и на половину котом, и по этому к нему не сразу отнеслись хорошо, ибо он был полукровкой. Но, поняв его бедную и невинную душу, все привязались к нему, как к брату. И с тех пор этот хвостатый ёж без колючек живёт в замке. Гавейн подошёл к нему первым и непривычной мягкостью для него самого мягко спросил:

- С ним будет всё в порядке?

Елизар опустил голову в знак согласия и произнёс:

- Рана не слишком глубокая, и в неё, к счастью, не попало грязь и инфекция. Так что я уверен, с ним будет всё в порядке!

- К нему можно зайти?

Елизар кивнул и приоткрыл одну из штор. Гавейн вошёл внутрь и увидел Персифаль. Он сидел под одеялом с забинтованной щекой без доспехов, что можно было теперь точно увидеть его маленькую тайну. Тайну в том, что этот рыцарь - девушка. Её глаза были красными. Красными от горячих слёз, которые до сих пор не прекращали бежать из её бедных заплаканных глаз. Услышав шаги, она подняла голову и, увидев Гавейна, она попыталась что-то сказать, но из-за потерянной крови и сил она лишь почувствовала боль.

- Сэр Гавейн….

Увидев боль Персифаль, Гавейн сорвался с места и, подбежав к ней, поддержал её рукой, чтоб той не стало ещё хуже.

- Тебе нельзя говорить! Лучше молчи! Отдыхай!

Она повернула своё заплаканное лицо. И не сдержав своей боли, и страдание души прижалась к Гавейну. Поняв её боль и страдание, Гавейн осторожно прижал её к себе, пытаясь передать ей, всё тепло и силу, которое в нём была. Только, чтобы ей стало лучше!

Приоткрыв немного штору Ламорак и Елизар увидев эту картину, поняли, что мешать им нельзя и лучшее, что они могут сделать - это оставить их наедине. И в последний раз, посмотрев на них, Ламорак вздохнул и отправился прочь к выходу, что бы найти его!

Того самого преступника, который ранил её! Ранил не только в щёку, но и в душу и сердце!