Глава 3. Грустная пьеса с именем "жизнь"

Грустная и одновременно пугающая мелодия пришла в город вместе с ветром и вновь начавшимся проливным дождем. Чтобы спастись от сырой напасти, Тейлзу пришлось вновь забежать на крыльцо еще одного заброшенного дома, под широкий навес. Капли дождя громко стучали по жестяному каркасу, заставляя лисенка подрагивать, а когда небо сотрясали вспышка молнии и удар грома, он испуганно поджимал ушки и втягивал голову в плечи.

«Блин, да когда же уймется этот дождь! – в отчаянии подумал Тейлз, грустно помахивая хвостиками. – Соник скоро волноваться начнет!»

Ветер начинал усиливаться, ероша рыжую шерстку лисенка и заставляя его слабо дрожать. С каждой минутой, проведенной в Джойвиле, этот городок нравился ему все меньше и меньше.

- Эй! Ты чего там сидишь в такую погоду?

Неожиданный голос со стороны напугал Тейлза, и он подскочил, едва не упав при этом в лужу. Голос принадлежал молодому рыжему ехидне. Он стоял прямо напротив дома, где нашел временное прибежище лисенок. Он уже совсем промок – вода ручейками стекала с его колючек, челки и одежды. Изумрудно-зеленые глаза прятались за небольшими очками с рыжими линзами. К нему испуганно прижимался еще кто-то, то ли кот, то ли лис. Лицо невозможно было разглядеть из-за опущенного на голову капюшона дождевика.

- Ты что тут делаешь в такую погоду? – снова спросил незнакомец, смахивая с глаз мокрую челку. 

- Я… я это… заблудился… - пробормотал Тейлз, стыдливо опустив глаза. 

- Ты не местный?

- Н-нет… Я просто вышел немного прогуляться, пока дождя не было… Проводник отпустил…

Ехидна вздохнул.

- Сетсу никогда не изменится. Беги сюда, скорее! 

Тейлз удивленно похлопал глазами. Второй парнишка слегка приспустил дождевик, приглашая укрыться от дождя вместе. Долго не думая, он юркнул под плотную материю, благодарно взглянув на паренька.

- Спасибо.

Тот лишь слегка кивнул. Из-за шапки, слегка косо одетой на голову, Тейлз еще пока не мог понять, кто это.

- Идемте быстрее! – поторопил их ехидна. – Скоро тропинки затопит!

************

Эми смотрела в окно, наблюдая за гулко стучащими каплями дождя. Тейлза слишком долго не было. Соник уже начал нервно нарезать круги по комнате. От желания немедленно выбежать на улицу, чтобы искать друга, его удерживал один немаловажный факт. Дождь.

- Ну почему на улице сейчас так противно, сыро и мерзко! – простонал он. 

- Не ной! – шикнул Наклз. – А лучше пойди и поищи его!

- И пойду! Когда дождь кончится…

- Ну началось!

Сетсу тихо кашлянул, призывая всех успокоиться.

- Нет повода для паники. Он придет с минуты на минуту, вот увидите.

Ежик скептично закатил глаза.

- Да? Ты уверен в этом?

Карий ежик только загадочно улыбнулся. Не получив должного объяснения к своим словам, Соник вздохнул и все-таки сел на стул, нервно ероша колючки время от времени. 

Но как оказалось, Сетсу был прав.

- Ой! К нам кто-то идет! – воскликнула Эми, завидев за размытым стеклом блуждающий огонек фонаря. Больше ничего разглядеть было нельзя. Однако вскоре послышался скромный стук в дверь.

- Войдите!

Дверь открылась, впустив свежий, пахнущий дождем и прелыми листьями воздух. На пороге стоял тот самый промокший насквозь рыжий ехидна, вместе со своим спутником и…

- Тейлз!

Лисенок выбрался из под дождевика и подбежал к друзьям.

- Извините, что так долго… - пробормотал он.

Эми слегка погладила его по голове.

- Ну и напугал же ты нас! – призналась она.

- Да я и сам напугался!

Наклз и Соник усмехнулись. Сетсу же тем временем подошел к незнакомцам и тепло их поприветствовал.

- Снова вышли на улицу в такую погоду! 

- Не в первый раз, - отмахнулся ехидна. – У обелиска чисто. Никаких кукол.

- Хорошо, - проводник внимательно оглядел товарища. – Может, у меня останетесь? Места хватит…

- Извини, но нам надо домой, - вежливо отказался собеседник. – Тейлз, будь осторожен в следующий раз.

- Д-да! – Лисенок кивнул.

Дверь хлопнула еще раз, провожая гостей под темную дождливую сень.

- Кто это был? – поинтересовался Наклз.

- Гровер. Хранитель обелиска. А лисенок, что был с ним – его сводный брат, Лен.

«Лисенок все-таки!» - промелькнуло в мыслях у Тейлза.

- Это одни из оставшихся, да? – догадалась Эми.

- Совершенно верно. Свой дом они наотрез отказались покидать. А после того, как Гровер потерял родного брата и отца, он замкнулся в себе и перестал общаться с кем-либо. Кроме Лена, конечно же.

- Как это потерял? – пробормотал Тейлз.

- Эх, время-то уже позднее! – Сетсу резко перевел разговор. – Почему бы вам не отдохнуть с долгой дороги? Ваши комнаты на втором этаже. 

Это был явный намек на то, что на сегодня все разговоры окончены. 

Домик возле окраины деревни. Одиноко светящееся окно. И ехидна, смотрящий вдаль своими яркими изумрудными глазами. Он зябко поеживался – все-таки так сильно промок, пока шел от обелиска. Единственный дождевик, который они взяли, он без всяких раздумий отдал младшему братишке…

- Гровер! 

Тихий голосок совсем рядом. Белая как снег шерстка лисенка слегка распушилась, на лице была слабая улыбка. Но вот мордочка… Левая сторона лица вместе с глазницей была спрятана за широкой повязкой, скрывая страшные шрамы. Правый глаз лисенка цвета насыщенного лазурита мягко искрился в свете, согревая.

- Не стоило тебе идти под дождем! 

- Со мной все нормально. Главное, что ты в порядке…

В голосе ехидны слышалась глубокая печаль, смешанная с заботой. Этот приемыш – теперь единственная его семья. Единственная радость, которую не смог отнять проклятый театр…

************

Игра резко прервалась, остановленная безмолвным приказом кукловода. Одна из марионеток горько всхлипнула и попыталась скрыться от пронизывающего взгляда ледяных глаз. Но не смогла. Невидимые нити с силой натянулись, и она рухнула прямо к его ногам, дрожа от страха и роняя слезы из глаз, цвета огненного опала.

- Ты нарушила правило. И сделала ошибку в своей роли.

Холодный голос придавал еще больший страх. Все марионетки театра замерли, безмолвно наблюдая над судом.

- Прошу вас, Мастер! Я… я на минутку задумалась, и… 

- Задумалась? – вкрадчивый шепот – вот, что было хуже всего в этой пьесе. Он наводил такой ужас, что некоторые куклы словно начали плакать, сверкая глазами различных оттенков.

- Нет, Мастер! Я исправлюсь! Этой ошибки больше не будет! Пощадите!

- Я знаю, что ошибки больше не будет…

Повинуясь легкому мановению, в руке ежа возник «крест» - крепление для нитей. В мгновение ока он сломал эту хрупкую конструкцию, разрывая нити, и лишенная опоры марионетка упала на дощатый пол.

- Долл, я отдаю ее тебе. Эта марионетка больше не нужна. 

Тряпичная кукла, до этого молча наблюдавшая за наказанием, словно ожила. Красный кристаллик на ниточке начал сиять кроваво-красным цветом. Повинуясь свету кристалла, посреди темных глаз-заплаток появились кровавые зрачки, постепенно расширяющиеся. Комнату наполнил жуткий смех, заставляющий кровь застывать в жилах, тряпичная рука стала больше похожа на когтистую конечность, испачканную бурой жидкостью. И снова этот звук, приближающий неминуемую смерть: «кап, кап, кап…»

“У этой марионетки очень красивые глаза. Она будет отличной куклой!”

- Это так. Возможно, теперь ты закончишь одноглазую куклу…

Холодный смех адской куклы все нарастал. Темный еж отвернулся от сцены, эта пьеса ему была знакома и ранее. Вместо того, чтобы смотреть ее, он слабо натянул нити, призывая одну из марионеток начать новую игру. Тихонько наклонившись поближе, он прошептал:

- Потерянная мелодия. Акт второй. Начинай игру.

Эти слова были сказаны марионетке, сидящей за старым пианино, которое и разносило печальные, прекрасные и одновременно пугающие звуки по окрестностям. Прекрасный серебристый пьеро молча кивнул головой, начав исполнять очередную мелодию пьесы. Его некогда золотые, полные блеска глаза теперь потускнели и были печальны, колючки были несколько взъерошены, а костюм, который кукловод подобрал ему забавы ради, уже был местами порван. Но это было неважно. Все, что занимало его сейчас – музыка, которую он должен играть постоянно, по велению кукловода. Неважно, какую и как. 

Важно лишь то, чтобы в игре не было ошибок. Иначе жизнь, и так державшаяся на волоске, оборвется резко и стремительно. Оборвется каплями крови на изувеченной временем сцене и устаревших, почти убитых в хлам занавесок. Как оборвалась у этой несчастной марионетки, допустившей одну-единственную ошибку в пьесе.

В одинокой пьесе, носившей название жизнь…